Уже совсем скоро!..

1. АДА И РАЙЯ

маленькой нищей деревушке родились у одной одинокой женщины очень красивые девочки-близняшки. С момента рождения одна из них была шустренькая и очень веселая, другая же была унылой тихоней. Так им были придуманы имена: Ада и Райя*. Девочки росли, и несмотря на то что внешне они были совершенно идентичны, все в округе научились их различать по одному только поведению. Вся в синяках и ссадинах – любопытная Ада, а аккуратная и изысканная – Райя.

На седьмом году жизни Аде надоело то, что на нее всегда смотрят, как на хулиганку, и даже грязно обругивают, в то время как Райю гладят по головке и угощают конфетами. В отношениях родных сестер-близняшек поселилась несвойственная месть.

Взяла как-то Ада, собрала все имеющиеся в сарае грабли и разложила их на поле в траве так, чтоб не забыть, где они спрятаны.

- Раечка, сестренка, а давай поиграем в «догони меня»? - спросила у Райи Ада.

-Давай, Адачка! Только чур я первой догоняю! – сказала Райя и стремглав бросилась за своей сестрой, бегущей на поле. Она уже была совсем близка к поимке Ады, как вдруг откуда ни возьмись ей по лбу сильно ударила палка. В глазах Райи потемнело, она схватилась за голову и нащупала на лбу огромную шишку. Девочка громко заплакала.

- Ну хватит уже, плакса-вакса! Кто виноват, что кто-то забыл здесь грабли?! Давай играть дальше!

И простодушная Райя, вытерев слезы, продолжила погоню за Адой. Та ловко перепрыгивала самолично подложенные грабли, а ее сестра их одни за другими пересчитывала то лбом, то носом.

- Посмотрите только! Вот что значит: с кем поведешься… - судачили в деревне, когда вся побитая Райя шла вслед за довольной Адой, без единой царапины.

Спустя несколько дней сестер стали путать, а все, оттого что Аде очень понравилось подшучивать над Райей.

- Ой, как здорово! – смеясь, кричала Райя, голышом плескаясь в неглубоком прозрачном прудике со своей сестрой.

- Может, пошли уже домой, я проголодалась, - сказала совсем не голодная Ада.

- Ты иди, я недавно поела и еще поныряю у берега, - ответила сестре Райя.

- Ну, хорошо, - согласилась с ухмылкой Ада, одеваясь, и прихватила с собою всю одежду Райи.

Девочке пришлось дожидаться темноты, чтоб абсолютно голой пройти через всю деревню к родной хатке.

- Что случилось?! - в один голос спросили у нагой заплаканной девочки мать и сестра.

- Кто-то украл всю мою одежду, и я не могла вернуться при свете дня, - рыдая, говорила Райя. У нее даже в мыслях не было, чьих рук это дело.

- Уверена, вся твоя одежда за тем самым кустом, где мы раздевались. Ты просто забыла в потехе, где искать. Завтра утром мы пойдем к пруду и я покажу тебе, растяпа.

И, конечно же, одежда отыскалась на «том самом» месте, где якобы они вчера раздевались до гола по Аденому совету.

Так глумилась Ада над Райей день ото дня, все долгие годы, до самого окончания сельской школы.

 На кропотливо накопленные сбережения матушка не только снабдила дочек деньгами, но и устроила их поступление в престижный институт в большом красивом городе, расположенном за сотни полей и лесов, к которым всем сердцем прикипели девчата, повзрослев в родной среде на свежем, незагазованном просторе.    

Девушки обустроились в просторной для них двоих комнатке общежития, но даже тут несчастную Райю не покидала полоса невезений: то зубной порошок внезапно закончится, то туалетная бумага…

На занятиях в институте Ада мирно отсыпалась после бурно проведенной ночи, в то время как Райя конспектировала за двоих. По вечерам влюбленная в веселье девушка вновь ощущала прилив бодрости и уходила с однокурсниками на внеочередную ночную гулянку. Райе от этого было только легче: она в тишине и спокойствии готовила еду, которой по утрам делилась с возвратившейся после долгой ночи Адой, учила зачеты и экзамены, которые ей также приходилось сдавать за двоих. Это придумала, разумеется, Ада, пользуясь добротой и непорочностью характера сестры.

- Мы ведь с тобой как две капли воды! - убедительно говорила Ада, гладя сестру по волосам и целуя ее в лоб. - Никто и не заметит! Ты все равно все выучила…выручай, сестренка!

И Райя выручала, каждый семестр и каждую сессию.

Однажды, читая спозаранку научную книгу в библиотеке, девушка увидела старшекурсника, парня своей мечты, и влюбилась в него с первого взгляда, не подозревая о том, что и ему до глубины души, причем уже давно, была симпатична она. Он был скромен и молчалив, совсем как Райя, но и так же ослепительно красив. Парень уже не раз видел девушку в этой библиотеке, но сразу же смущенно удирал, боясь попасться ей на глаза. Сегодня он решился на не свойственный его натуре поступок и осмелился подсесть к ней за стол.

- Как звать Тебя, красавица? – застенчиво спросил он.

- Райя…- улыбнулась ему девушка.

Они долго гуляли по парку, ели мороженое и разговаривали о детстве. Райя пригласила его на ужин, упомянув о том, что живет с сестрой, которой не бывает дома по вечерам. Он охотно согласился, и они расстались на короткий срок, уносясь на крыльях любви по домам, в предвкушении свидания.

Вечер был уже близок, и девушка очень волновалась. Она приготовила много вкусных блюд и уже накрывала на стол, как вдруг услышала за спиной голос Ады.

- И что же это за праздник у нас сегодня?

- Адачка, сестра! Я столько раз выручала тебя…молю! Скорее уходи, ко мне скоро придет ..а..а..ну…знакомый..

-Ага! Сестренка влюбилась!

- Вовсе нет…просто…

- А почему тогда так покраснела, а?

- Ничего я не покраснела…

- Ладно, сестра! Я очень рада за тебя! Наконец-то и ты стала взрослеть! Я все равно приглашена на ужин в другое место, и меня не будет до самого утра, так что вы уж расслабьтесь как следует!

- Спасибо, родная! - радостно воскликнула Райя и обняла сестру, - пойду переодеваться…

«Иди, иди», - про себя сказала Ада и быстро принялась жменями сыпать соль на все приготовленные Райей блюда, даже на сладкий яблочный пирог.

Когда Райя вернулась в комнату, от Ады и след простыл.

Девушка была просто неотразима в этом роскошном белом сарафане, и ее серьги блестели алмазами в тусклом свете настольной лампы.

В дверь постучали. Райя поспешила открыть. На пороге стоял в недорогом, но стильном костюме самый важный, как ей казалось, человек, с огромным букетом алых роз.

Они уселись за стол и приступили к трапезе, не говоря друг другу ни слова, боясь сказать что-нибудь лишнее и испортить такой романтический вечер. Стоило только парню попробовать салат, как он поперхнулся: настолько тот был пересолен.

- Что стряслось?! - взволнованно спросила Райя. - Что то не так?

-Да нет, все просто идеально! Я немного волнуюсь, это мое первое свидание…вот я и поперхнулся! А что за чудо-пирог? -  стараясь отвлечь девушку, спросил он.

- Я сама приготовила, угощайся.

Он откусил кусочек пирога, и на его глаза накатились слезы.

Райя не могла понять, в чем дело. До нее дошло, как только она сама попробовала плоды своих дневных усилий.

- Неужели я все пересолила?.. - испуганно прошептала она с надрывом.

- Говорят, что это первый признак влюбленности! – нашелся кавалер.

Они несколько секунд молча смотрели друг на друга, а потом громко засмеялись и, сами того не ожидая, стали страстно целоваться. Он был исполнен решимости и храбрости, и они повалились на скрипящую койку.

Проснулась Райя утром в нежных объятьях любимого человека и почувствовала себя самой счастливой на всем белом свете.

Он тоже открыл глаза и, чмокнув Райю в губы, с улыбкой сказал:

- Доброе утро, мое солнышко! Я так счастлив, здесь, рядом с тобой… Я так и не успел вчера сказать тебе о том, что мне необходимо сегодня же бросить институт и вернуться на родину. Там есть дом, унаследованный мною от моих стариков, а его собираются сносить,  для новостройки, предоставляя более комфортное жилье в современной квартире. Мне просто необходимо быть сейчас там, но я обязательно вернусь за тобой! Я тебя очень сильно люблю и хочу остаться с тобою навсегда!

Эти слова подслушала Ада, стоявшая в недоумении под дверью, вернувшись к утру домой, уверенная в благополучном результате своей пакости.

- Я буду ждать тебя всегда, сколько потребуется, мой Принц! Возвращайся милый, и я уеду с тобой хоть на край света! – не переставая целовать возлюбленного, тараторила Райя. - А сейчас нам нужно проститься, в любой момент может вернуться сестра.. Не хочу, чтоб вы встретились…не сегодня…

Ада на цыпочках ускользнула на улицу, заинтригованная происходящим в жизни Райи. Ей очень хотелось увидеть ее ухажера. Она спряталась за деревом и ждала, когда же Райя будет его провожать. Ждать пришлось недолго: Райя, в домашнем халате, целовала на прощание очаровательного молодого человека в дверях общежития. Когда Ада увидела парня своей сестры, вся ее дурость, все ее шутливые глупости в одночасье будто испарились. Она впервые в жизни неистово влюбилась и не хотела делиться своим счастьем ни с кем.

Проследив за парнем, она взяла билет на тот же поезд, и как только тот тронулся, подсела под видом сестры к первой настоящей любви.

- Сюрприз! Не ожидал? – пародируя Райю, прощебетала она.

- О..а…как..же…ты?!..

- И я хочу остаться с тобой навсегда! Хоть на краю света! С этой минуты!..

Поезд уносил их далеко-далеко, и вся прошлая жизнь, словно лед, растапливалась в тепле их сердец, бьющихся новой волнующей жизнью. 

                                                              __________________

- Сестра! Где ты?! Ты мне так сильно нужна сейчас..., – рыдала Райя спустя восемь месяцев, уставшая ждать своего Принца, беременная двойней.

* имя «Райя» является частью авторской идеи в этом повествовании.

2. ПАСТУХ

   

роснулся утром мальчик-пастушок, весь вымокший в росе, от холода, посреди родного поля, где он пас чужих дородных коров. Он не обнаружил вокруг себя ни одной коровы и, бегая глазами по полю, с горечью задавал и задавал себе один и тот же вопрос: «Может, когда я утомился от жары и уснул, за коровами пришли их хозяева?! О, только б не разбрелись они, а то мне головы не сносить..»

- Я забрал всех коров, мой Великий наследник! – прогремел в ушах мальчика голос из неоткуда, - они станут пищей мне и силой тебе! Они – жертва для обретения силы!

- Кто ты?, - испуганно продолжая озираться по сторонам, прошептал мальчик.

- Я – один из Тысячи Великих Богов, которым служат люди, сами того не зная! Я – Верховная Власть над всем, что существует, а ты – мой Великий наследник! Ты ведь не знаешь, кто тебя породил?!

- Нет, я рос без родителей, и не знаю, кем они были, - отвечал величественному голосу маленький пастух.

- Плутай по белому свету и веди ко Мне всех коров, которых доверят тебе люди! Отводи скот в ту самую пещеру, которая так дорога тебе, где ты мыслишь о жизни. Там же ты найдешь писания, восхваляющие Меня и Других, не менее Властных Богов, и пока ты жив, будешь нести их истину в людские сердца! В свой маленький сарайчик не возвращайся. Приступай к возвышению немедленно! Ты станешь Мной, когда наступит час.

- А как же я… ну.. если вдруг…люди.. что если они захотят наказать меня?! - запинаясь, кричал в ясное летнее небо мальчик, но ответ Бога так и не услышал. Он решил, что нужно как можно скорее прийти в пещеру, где он часто чувствовал себя в мечтаньях единственным и главенствующим во всем мире, лишенном пустых упреков и нареканий, полагаясь на исполнения его многочисленных грез.  

Он проскользнул через соседнюю деревушку и раздвинул стебли густого плюща, прикрывающего вход в пещеру, который находился очень низко, почти на уровне земли. О существовании этой пещеры до мальчика никто никогда не знал. Он вошел в просторное и почти беспроглядное пространство.

Большой круглый камень покрывал разбросанный ворох помятых листов бумаги, на которых детским и почти не разборчивым почерком были написаны различные молитвы и заклинания. Мальчик обнаружил их, по привычке высекая искры камнем,  которым бил о каменный пол пещерной горы. Он внимательно прочел их. В рукописях были чудесные псалмы, призывающие к поклонению пред никому не известным до сих пор, божеством. 

«и первым шагом его ко глубь истины стало приношение в жертву сотни здоровых, сытых коров, полных молока…», - читал тихим шепотом мальчик пророчества, как ему казалось, его истинного отца. Его отец и родитель был Великим Божеством, и разве мальчишке не могло хотеться, стать таким же, как Он?!

Он стал заводить краденых у людей коров в пещеру, которые вначале не послушались его нежным уговорам, но все равно шли, хотя некоторых приходилось притягивать веревкой, привязанной за рога.

Поутру, когда пастушок пробуждался от сеющих надежду власти снов, у самого спуска, в обители алтаря для жертвоприношений он обнаруживал истерзанных мертвых зверей, но строгий голос велел ему продолжать. Его старая длинная рубаха с тех пор не просыхала от всегда свежей крови, и на нее то и дело садились жужжащие мухи.

Все закончилось тем, что коров стали оберегать и пасти их собственные хозяева, и мальчику было не проникнуть к ним. Он спросил у Бога, и тот наделил его великим даром общения со зверями. Маленький пастух научился убеждать коров идти за ним, прямо ночью из хлевов, и вскоре во всей округе ни у кого не было ни одной коровы, а наш пастух не только лишился стада, но и завоевал себе много врагов.

- Говорят, нашего пастушка видели, он прячется где-то в горах, кажись, его рук это дело?! - говорил в отчаянье один скотовод другому, и после таких разговоров у маленького миссии начались неприятности. Ему пришлось бежать прочь от родных полей и знакомых деревень далеко-далеко, но, не забывая о своих Верховных Покровителях. А пришлось, потому что он издали увидел, как к нему приближается целое войско озлобленных крестьян, вооруженных на всякий случай топорами да вилами.

Он знал, что рано или поздно ему придется уйти, ибо в пещере почти не осталось свободного места, да и запах там стал – хоть задохнись.

Настало время, и не без помощи высших сил уже юношей он сам сковал себе острый длинный нож, которым лишал жизни новорожденных детей, среди глубокой ночи уворованных, под предлогом обретения величества, из-под теплых спальных перин. Он отрезал им головы и клал их на странные сооружения из камней.

Все старше и старше требовались дети, и они всегда находились и шли за мудрым пастухом, околдованные его красноречивыми убеждениями.

Когда однажды мальчик-пастушок стал взрослым сильным мужчиной, по всем краям земли обетованной, в добрых простых семьях людин поселился страх. А все дело было в том, что уже не молодой, с растрескавшейся и кровоточащей кожей на теле, длиннобородый мужчина, взывая за собой, влек на безвозвратность, как стадо, доверчивых ребятишек во имя обретения божественности, познав новый дар, – находить общий  язык с любым маленьким ангелочком.*

Он стал безжалостен и кровав, но никогда не отрекался от своих величественных Богов.

Так и ушел он навсегда, но в никуда, до корней волос седым, безумным стариком, лишенным зренья за долгие годы аскетизма, все в той же детской пастушьей рубахе, всегда сырой от крови, хромая, опираясь на кривую палку, вслед за садящимся солнцем, окутанный звонким ором песнопений его псалмов, сотней наивных детей, к новой и последней пещере.

*Посвящается И.Х., человеку, подавшему эту идею.

3. ПРОИСШЕСТВИЕ В БОГЕМЕ

роисшедшее в одном из мест собрания творческих деятелей вряд ли можно назвать невероятным. Ради встречи и последующих за ней дебатов здесь был организован первоклассный фуршет с большим количеством еды и питья. На фуршет пришел весь бомонд! И какой только богемный скот не явился сюда: прозаики-бараны, свиньи-музыканты, художники-козлы, поэты-хорьки, поэтессы-курицы, критики-быки, киношники-ослы и собаки-журналисты. Пришли, правда, и насекомые-артисты театра и кино, но их быстро растоптали и смешали с грязью, а те немногие, которым посчастливилось уцелеть, дабы не было беды, ретировались бегством.

Вначале все шло мирно и спокойно, но нашелся один малоизвестный хорек, поймавший белку и наотрез отказавшийся с ней расставаться. Стараясь быть как можно вежливее, все звери выставили его прочь, кабы не дошло до драки.

Пиршество со светскими беседами продолжалось еще очень долго в миролюбивой обстановке, до темна, пока новый козел не стал вести себя, как последняя свинья.

Он стал переворачивать еду, ехидно бекая при этом.

- Эй, Козел! А ну, перестань! - икали ослы!

- Бееее! – отвечал Козел!

- Нет, вы только посмотрите! Да он же явно перебрал с травой! - вскипел Баран!

- Бееее! - протяжно и самодовольно повторил Козел!

- А что это вы к нему прицепились? - обращаясь к баранам и ослам, прохрюкал здоровенный боров, верный друг и ценитель козлиного искусства. - Можно подумать, вы вкушения травы противники!...

- А ты не хрюкай! - прервал его Бык. - Не то тебе достанется! Этот Бык просто ненавидел Борова за все его музыкальные и поведенческие начинания.

- Я весь дрожу от страха! – вспыльчиво краснея, в ярости завизжал хряк.

- Трава беее …пища для вдохновений, беее…, - тихонечко промямлил Козел и испуганно забился в угол, наблюдая за происходящим. Ему больше не хотелось веселиться: назревал серьезный конфликт.

 В дверях хлева показалась любопытная морда кота-папарацци, но собаки с лаем набросились на него, и тому пришлось исчезнуть в ночи без хвоста и одной ноги. С этого все и началось: кудахтали курицы, поедаемые хорьками, только закончившими разбираться с лириками-петухами; собаки метались, гавкая, в поисках других котов, не желая делиться пайком; козлы с разбегу бились лбами и рогами с баранами, а Бык с разгону проломил рогом голову Свиньи. На него тут же налетел Козел, виновник потасовки, и вышиб Быку копытами все зубы сразу. Бык жалко замычал и ринулся за помощью к своим соратникам по оружию.

На несколько секунд воцарилось полное молчание, а потом склока переросла в еще более острую ситуацию. Быки, одержимые гневом, без разбору кидались на кого ни попадя, даже друг на друга. Козлы протыкали рогами бока баранов, а псы обгладывали все свежие трупы, численность которых возрастала с каждой минутой непрекращающейся бойни. По спинам дерущихся зверей скакали крысы-фотографы, юрко избегая ударов, которые неистово неслись со всех сторон…

На весь этот гвалт сбежались все страусы-стражи порядка, но, увидав воочию происходящее, решили поскорее скрыться как можно дальше и зарыть головы в песок.

Бойня продолжалась еще очень долго, пока все звери не перебили друг друга напрочь.

Забрезжил рассвет, и утреннее солнышко улыбнулось упокоенному месту сражения. В собственной грязи лежали мертвецами все баловни искусства, забрызганные в придачу позором и клеветой.

Среди скопища трупов, в которое превратилась обитель культурных ценностей, стоял беззубый Бык, пытаясь найти взором уцелевших. Ничего не вышло. Все погибли.

Козел, из-за которого все началось, лежал, не шевелясь, а его внутренности были намотаны на бараньи рога. Собаки и хорьки, обожравшись, пали замертво от несварения. Свиньи, головами наколотые на бычьи рога, замерли в том же миролюбивом недоумении, в коем прибывали, когда только все начиналось.

Бык обреченно вздохнул: ему не имело смысла больше  жить. Он кое-как доковылял до реки и утопился.

4. КЛОУНЕССА

  




 здил с гастролями по городам большой кочевой цирк, в котором было немало артистов. Здесь были и дрессированные звери, и умельцы-акробаты, гибкие, как резина, гимнасты, факиры и йоги, силачи, фокусники, мимы и клоуны. 

Основали цирковой коллектив потомственные дрессировщики тигров (мужчина и женщина), которые еще молодыми познакомились и влюбились друг в друга. Они поженились, и у них родилась девочка. Судьба девочки была предрешена ее мамой и папой, поскольку те все дни напролет проводили за репетициями выступлений и выдумками новых программ для новых городов, которые менялись каждую неделю. Дочь так и не смогла пойти в школу, и как решили циркачи, должна была пойти по их стопам. Но не тут-то было! У девочки с рождения был непреодолимый страх перед животными, боязнь высоты. Она уродилась хиленькой и лишенной гибкости, к тому же с кривенькими ножками, а посему, в какую роль ни старались протиснуть ее родители, ничего не удавалось.

- Не ее это…может, пусть фокусник ее попробует обучить своим умениям, - в унисон твердили акробаты и гимнасты.

- Не ее это… может, йога и даст результаты… - извинялись перед хозяевами цирка фокусник и факир.

- Ничего не выйдет. Сразу вам говорим, – отрезали гигантский, но, как дитя, добрый силач со своим братом, худощавым йогом. – Может, все-таки в клоуны?

- Моя дочь – не клоунесса! - злобно зарычал отец и, взяв за руку девочку, ушел, чувствуя себя оскорбленным.

Но время шло, а никаких артистических талантов у девочки так и не нашлось. Однако она  любила пародировать жесты других циркачей, превращая свои действия в хохму. Всем очень нравилось, и родители после долгих размышлений все же смирились, как им казалось, с унизительной профессией клоуна.

Первое выступление у девочки состоялось в десять лет. Она выходила на сцену после каждого номера, и так здорово его перекривливала, что присутствующие в зале держались за животы, чтоб не лопнуть от хохота. Публика рукоплескала стоя. Родителям-дрессировщикам стало легко на душе: их чадо нашло свое призвание.

Годы шли, девочка взрослела, а ее отец и мать неумолимо старели. Они умерли от старости, но намного раньше, чем было положено, видимо, сказались долгие годы усталости от гастролей. Вскоре после их смерти скончался и старый фокусник, который был им верным другом и так же принимал участие в создании цирка. Не менее способный его сын занял место отца. Он был ровесником популярной клоунессы, они дружили с детства. Девушка была тайно влюблена в него, парень же относился к ней не более, чем к старой надежной подруге. Ей было неудобно и стыдно предложить ему более тесные отношения (боялась отказа), и посему она старалась всячески скрывать свои чувства. Но настал час, когда появилась необходимость раскрыться. А все из-за того, что молоденькая ассистентка фокусника тоже стала иметь на него виды.

«Сейчас, или никогда!» - решительно сказала себе клоунесса и отправилась в гримерную комнатушку фокусника, незадолго до его выступления. Он был не один. В страстном поцелуе фокусник нежно гладил бока своей ассистентки, и даже не услышал, как открылась дверь, и на пороге появилась подруга его детства.  Не услышал он, и как закрывалась дверь, хотя та была захлопнута с грохотом.

- Ну, теперь держитесь! – громко прокричала оскорбленная женщина и вышла на сцену первой. Она грязно и похабно позорила любовников в своей пантомиме, настолько дерзко, что они даже боялись выйти со своим выступлением после такого разогрева публики. Улыбчивая маска грима сползала от потока горьких слез, но решительная месть не успокаивалась.

Зал аплодировал талантливой шутнице, и она, откланявшись, покинула сцену.

Пока фокусник показывал залу чудеса магии, клоунесса проскользнула к нему в гримерную и высыпала львиную долю смертельного яда в бутыль с вином, которое предназначалось для распития после успешной премьеры новой цирковой программы всеми циркачами, в том числе и фокусником с его молоденькой помощницей.

- Я не ожидал от тебя такой подлости, - сказал после своего выступления фокусник клоунессе, – что на тебя нашло?!

- А по-моему, было весело, - успокоила его подошедшая ассистентка, услышав громкие тона, - поздравь нас, дорогая, мы ждем ребенка и скоро поженимся. Прости за то, что мы держали это в секрете… да, мы давно любим друг друга, но зареклись никому не говорить об этом, дабы не сглазить…

- Я очень рада за вас, правда… - надрывисто выдавила из себя клоунесса, - так выпьем же вина! Отметим успех и ваше благополучие!

- Я сделаю только глоток, - извинительно улыбнулась возлюбленная фокусника, поглаживая ладонью низ живота, - говорят, много нельзя, хи-хи….

Громко стукнулись бокалы с вином в руках цирковой труппы, и все жадно отхлебнули по глотку, все, кроме клоунессы. Спустя мгновение циркачи были безнадежно мертвы.

- В любви, и в горести… - рыдая, прошептала клоунесса, сделала глоток и замертво повалилась на пол.

Зал громко издавал овации. Циркачи поднялись с пола, отряхнулись, заправились и отдали торжественный поклон. Старенький отец-дрессировщик горячо чмокнул талантливую дочурку в лоб и сказал:

- Это фурор! Твой сценарий всех просто восхитил! Никогда еще цирк не видел такой душещипательной драмы! Я горжусь тобой, моя маленькая любимая клоунесса!

5. ПУСТАЯ ЛОДКА

 



 лучилось это поздней весной в дремучем высоком лесу, куда редко доходили люди. Именно здесь, в глуби чарующей тайги, у самого берега небольшого, но глубокого озерца, жил со своим сыном очень старый по годам и очень слабый от страданий человек.

Его жена давно покинула этот свет, и все, что напоминало о ней старику, размещалось в крохотной подпорке для фотографии.

Супруга скончалась при родах, еще когда они дружной семьей жили в не знающем бед и войны, пусть крохотном, но дружном городке, подарив любимому, и уже тогда не молодому мужу, несказанно красивого и умнеющего не по годам мальца.

Вдовец отдал все силы во имя покойной, и, жертвуя собой, один, не без умиления, растил драгоценное чадо, ни в чем, даже в самой крохотной мелочи, не оставляя его без внимания, оставаясь верным лишь одной единственной женщине, одарившей его таким сокровищем перед безвременной кончиной.

О, сколько горя и сколько счастья хлебнул тогда наш несчастный герой! Сынишка рос, радовал своего отца различными умениями, пока страшная беда не обрушилась на них обоих.

Когда сыну исполнилось семь лет, он по неосторожности свалился с крыши заброшенного сарая, где любил баловаться со сверстниками, и сильно повредил голову.

- Он, наверное, умер, - всхлипнув, сказал тогда один из ребят, и все они в панике разбежались по домам, оставив бедного мальчика со струящейся из темени кровью лежать на земле.

Мальчик выжил, но полученная им травма сделала его на всю жизнь слабоумным и все время мучающимся от головных болей калекой. Отец ни на шаг не отходил от бедняжки, стараясь хоть как-то скрасить невыносимую жизнь. Он не терял надежды и продолжал объезжать всевозможных лекарей, не жалея средств, желая излечить дорого сына, но всюду получал лишь сочувствующие качания головой и безрадостные, в который раз подтверждающиеся слова о врачебном бессилии…

Потом наступила война, и мужчина с подростком, будучи поистине славным солдатом, был вынужден бежать в дебри тайги, дабы не расставаться и не обрекать сына на верную погибель.

Он отдал все оставшиеся у него деньги на самое необходимое и, разузнав у одного старца, что там, в лесу, стоит заброшенный домик у берега чудного озерца, в котором водится  много рыбы, не мешкая, отправился туда.

Он нашел этот домик и успел тщательно обустроить его до наступления первых холодов. 

Так зажили они отрезанные от людского мира, на долгие, долгие годы.

Как хороший охотник, мужчина метким выстрелом убивал зверей тундры, добывая еду, а из шкур делал одежду. Он смастерил уду, большую надежную лодку и в теплое время года не тратил патроны, а ловил достаточно рыбы, чтоб им с сыном не приходилось знать голода.

Сын ни на минуту не покидал отца. Он был настольно немощен от непроходящей боли, что даже перестал кричать от нее. Лишь иногда, когда боль сильно обострялась, он вопил и дергался в жутких припадках. Отец гладил его по голове и успокаивающим шепотом старался отвлечь и утешить. Мальчик не мог понимать того, что говорил ему отец, хотя тот был убежден в обратном.

Мальчик стал юношей, а затем - мужчиной, все так же, словно ребенок, хвостиком держась отцовской фигуры. Но боль не утихала и, как иногда казалось, даже крепчала в неистовых мученьях.

Летом обострений было меньше, потому что отец катал сынишку на лодке по озеру, сквозь воду которого можно было наблюдать при отсутствии волны, как резво суетятся косяки малька рыб. Сын хлопал руками и гоготал, наблюдая за этим, почти касаясь лбом воды. На сердце уже совсем старого, седого мужчины становилось легче, и как только позволяла погода, они вдвоем выплывали на лодке, отец складывал весла и замирал в покое на мимолетные часы.

Старик разучился плакать, даже растроганный недолгим отвлечением сына, за четверть века, живя здесь с ним, рука об руку, несмотря на то, что, слушая невнятные возгласы уже взрослого, рослого ребенка, его сердце было готово выскочить из груди.

Однажды проснулся среди ночи старик от сдавившей грудь, сильной боли. Он не мог пошевелиться и понял: пришел его конец.

«Не сегодня, так завтра меня не станет, и что же тогда будет с ним, с моим мальчиком?.. - спросил про себя старик, косясь в сторону беспокойно спящего на животе сына. - Он же ведь помрет в долгих муках, так и не насладившись жизнью. Какое счастье, что в эту ночь так спокойно, тихо вокруг. Пора отчаливать лодку. Близок рассвет…»

Старик встал на ноги и, держась за сердце рукой, стиснув зубы, чтоб не проронить ни слова, подошел к спящему сыну и расшевелил его нежным отцовским дерганьем за плечо.

Сын пробудился, и после долгого сна его почти парализовала боль. Он, бледный, испуганно смотрел на старика-отца, различая во тьме лишь длинную седую бороду.

- Не бойся, сынок, все хорошо… сейчас станет легче..., - с одышкой заговорил тот, - мы пойдем встречать рассвет, на нашей лодке, и будем любоваться рыбами, каких ты еще не видывал…

Сын, превозмогая чудовищную боль, изобразил подобие улыбки, согрев умирающего старца огоньком нежности и доброты. Они, держась друг за друга, шатаясь, вышли к берегу, сели в лодку, и лишь едва слышный шорох весел по воде, прерывая тишь, медленно повлек их вдаль от родного домика.

На середине озера старик сложил весла, а сын перевалился через низкий борт и стал всматриваться в мутную воду.

- Баааиитттььяяя, ббуууу рыыыы ббшшбе, - стонал сын.

- Смотри внимательнее, - тихим ласковым голосом говорил, защурив глаза, отец, дрожащими пальцами взводя курок револьвера. И тут, с первым лучом солнца вода прояснилась, а в ней появились медленно и важно машущие хвостами гигантские рыбины, каких никогда не видывал даже сам старик.

- Буббэээ рыыыы, бааатттаяаяая, - радостно заорал его сын.

Щелчок взведенного курка прервал восхищенные возгласы. Громоздкое тело сына замерло, почувствовав затылком дрожащую ледяную сталь. Словно понимая и соглашаясь с решением отца, он смиренно расслабился и, как показалось старику, каким-то невидимым веком моргнул, и одобрительно улыбнулся.

- Я очччень лююублю теебя, Сыннок!.. - задыхаясь, прошептал отец и сомкнул глаза.

Прогремел выстрел, а за ним всплеск воды, и стаи сотен птиц, создавая эхо хлопками крыльев, запятнали черными кляксами ясные утренние небеса.

Старик медленно присел в качающуюся лодку, и стало на душе у него так горько, так тяжко, что сердце сдавило тисками пуще прежнего, и впервые за много лет, словно считая ступеньки, по морщинам запрыгали хрусталики слез.

Он вновь с огромным трудом встал на ноги.

Еще один выстрел и последующий за ним громкий всплеск снова оглушили пространство, лишь только все успокоилось.

Будто качаясь штормом, быстро поплыла пустая лодка в поисках причала.

6. СНАЧАЛА - ЛЯЛЬКА, ПОТОМ – НЯНЬКА

семье слесаря и рыбака случилось большое счастье: у него родился второй сын, несмотря на то, что врачи твердили о выкидыше еще на ранних сроках беременности. 

Старший братик новоявленного младенца стал жутко ревновать к нему сперва мамку, а после – и папку, проводивших дни напролет с маленьким, хорошеньким комочком жизни. Он уже заканчивал садик, когда младший братик туда только стал ходить. Родители продолжали уделять больше времени заботам о младшем сынишке, и у старшего ревность переросла в лютую, слепую ненависть. Все работы по дому свалились на него: идти в магазин, разумеется, ему, полоть грядки на даче должен, конечно же, он, а за плохое исполнение поставленной задачи мальчику влетали тумаки, в то время как еще не смышленый братик за любую проделку был глажен по головке.  

Когда старший сын уже давно учился в школе, а младший туда лишь только собирался, терпению от невежества и отсутствия родительской заботы пришел конец. Мальчик твердо решил любыми путями избавиться от надоедливого младшего брата. Он прочитал в одной книжке, что укол обычного ржавого гвоздя может привести к заражению крови и неминуемой гибели, и, найдя в своем дворе, у дверей сарайчика дворника, погнутый ржавый, но острый гвоздик, украдкой, сильно уколол лодыжку братика во время наказанной родителями прогулки.

Тот громко ревел, но для демонстрации заботы перед соседями старший брат нежно дул на кровоточащую ранку, приговаривая:

- Тих-тих-тих, сейчас уже больно не будет…ну вот, братишка, все прошло, ты просто укололся об этот розовый кустик! Нужно ходить аккуратнее.

Когда они вернулись домой, старшему из мальчиков сильно влетело за недосмотр младшего. Он засыпал, хныкая в подушку, утешая себя лишь тем, что скоро все закончится. Его бедам придет конец, как только придет конец от страшной болезни его братику. Но время шло, весна незаметно стала осенью, а поводов для радости не было никаких: младшенький был крепок и здоров.

«Ну, ничего, теперь держись, маленький гаденыш! Сейчас я тебе покажу!» - злобно сказал про себя мальчик во время очередной выгулки брата по двору, а в слух ласково произнес:

- Теперь побежали в скверик!

- А мама сказала, за дорогу – нельзя…

- Мы ей ничего не скажем! Смотри как много там голубей. Вот будет здорово, когда ты их всех напугаешь!

Малыш улыбнулся заманчивому предложению мудрого старшего братца, и когда тот сказал «бежим», быстро бросился за ним, чтоб не отстать, к дороге, по которой быстро ездили машины, не единожды сбивавшие нарушителей дорожного перехода. Водитель автомобиля, несшегося с огромной скоростью, чудом успел затормозить прямо перед носом маленького мальчика, в то время как его старший брат, ловко перебравшись к скверу, хладнокровно ожидал успешного результата, задуманного им.

«Скоро все закончится… пусть мне и влетит от стариков, но зато потом.. когда они смирятся…» - мысленно успокаивал он себя, закрыв глаза. Он просто вскипел от гнева, когда, открыв глаза, обнаружил живым и невредимым, правда, бледного, как лист бумаги, медленно переходящего остаток пути, брата.

- Куда прешь?! Мало вас родители били?! - заорал в приоткрытое окошко очумевший от шока водитель.

- Нормально били! Езжай себе дальше! - огрызнулся мальчик и присел перед дрожащим братом.

- Ну, чего ты, смотри, все обошлось,…видишь, пьяный за руль сел и чуть тебя не сбил,… давай, выше нос! Вот так-то лучше!

Он просто выдавливал из себя убаюкивающий тон, дабы отмести подозрения. Вдвоем они распугали всех голубей и уже собирались возвращаться во двор, как вдруг старшему брату попался на глаза гигантский бездомный пес, с головой ковырявшийся в куче отбросов у мусорного контейнера.

- Смотри, братишка, на эту шавку. Вот я ей сейчас покажу! - сказал хитрец и стал метко швырять поднятые с земли камки в голодного, злого пса. Тот ненавистно зарычал и, хлопая громадными челюстями, понесся в атаку на братьев. Когда пес был совсем близко, старший брат проворно спрятался за спину младшего, уверенный, что через мгновенье пес разорвет того на кусочки. Но и теперь его ждала неудача: громадный, очень похожий на волка, лохматый зверь остановился и всего-навсего громко облаял стоящего перед ним низенького мальчика, затем развернулся и побрел обратно к мусорке, в поисках пропитания.

- Ну что ты снова хнычишь?! Все, эта дурная собака ушла, что уж тут реветь! Пойдем, я тебя успокою… покатаю тебя на качельке. Хочешь, до самого неба тебя раскачаю! Тебя так еще никто не раскачивал! Сделаем «солнышко»!

И доверчивый, не замечающий подвоха малыш, покорно пошел вслед за братом к злосчастной металлической качели, крепящейся на высоком турнике. Эта качель могла переворачиваться, а посему  с ней было связано немало ужасных происшествий. Ее, то хотели сносить, то ставили на цепь.. но все равно она осталась такой же, какой была, опасной.

Брат бережно приподнял малыша и усадил на сиденье качели. Сам же он стал сзади и принялся что есть силы толкать качель, пока та, скрипя креплениями, не стала с огромной скоростью набирать высоту, уже готовая перевернуться.

- До самого неба.. – бубнил себе под нос старший брат.

-Аааааааааааааааааааа! Я больше не хочу! Мне страшно!.. Остановиии еееее!.. – мертвой хваткой вцепившись в поручни руками, верещал младший брат, слабея, еле удерживаясь, чтоб не соскользнуть с сидения, когда качель поднималась к небесам.

- Терпи, терпи…скоро все...

Его реплику прервала качель, на огромной скорости возвращаясь к нему, пока он лишь на мгновение отвлекся и опустил руки. Своим ударом она разбила мальчику нос и сломала ему шею, забрызгав кровью проходящего мимо гражданина в новом пальто. Столкновение с головой замедлило качель, и вскоре она совсем остановилась. Когда довольный щекочущим нервы весельем младший братик спрыгнул с качели и, обернувшись, увидел старшего, в нескольких шагах от него замертво лежащего с окровавленным лицом и пустыми блеклыми глазами, упал в обморок.

Спустя много лет он продолжал просыпаться по ночам от собственного крика, чувствуя себя виноватым в гибели родного брата, желающего ему только добра.

7. ПОСЛЕДНЯЯ РОЛЬ

овершилось это невероятное происшествие в одном богатом, шикарном доме, принадлежавшем актеру откровенного кино, когда тот решил пригласить в гости на несколько кружек пива коллегу и в некотором смысле конкурента, словом, соратника по оружию. Пивом, разумеется, их встреча не обошлась, и уже спустя день они перешли на куда более крепкие напитки, смакуя воспоминания о красавицах, делящих с ними успех в столь приятной для тела и полезной для капитала сфере деятельности.

-А помнишь, как я белокурую дылду в танце закрутил, да на кровать повалил?! Ну, разве же я не самый лучший и пластичный в импровизации талант?- спросил в разговоре один актер другого.

-Ты верно забыл, как я черненькую кнопку любил с не менее красочной прелюдией и свечами без всякой страховки на карнизе четвертого этажа? - слегка обидевшись, отвечал другой.  

Так, сами того не замечая, из мирной, дружеской беседы они перешли к дележу главной награды за мастерство, постоянно приводя друг другу многочисленные доводы из практики, доказывая свое превосходство перед коллегой, все чаще переставая соглашаться друг с другом.

-Будь ты, и правда, такой неотразимый, как говоришь, снялся бы  по крайней мерке в сотне фильмов, как сделал это Я!

-Не в количестве съемок престиж,  - отвечал конкурент, - а в мастерстве игры и стоимости проекта... и потом, будь ты столь гениальным и востребованным, не преминул бы заработать так много денег и построить такой роскошный особняк, как сделал это Я!

А далее:

-Ох, не навязывался я никогда и никому для одного лишь заработка! В своем деле я нахожу главным искусство, а не коммерцию! И слава пришла ко мне не путем тиражирования моих достоинств, а благодаря изящности и красоте моего тела, за что меня сами зовут на съемки!

- Красота  твоего тела ничто по сравнению с моей красотой! – вспыльчиво воскликнул другой, - ты и в сравнение не идешь с моей внешностью!..

И еще:

- Девчата находят меня самым желанным мужчиной из всех, кто топтал когда-либо их землю! И актрисы толпами стремятся на пробы для получения места даже в коротком эпизоде с Моим участием! - защурив глаз, пролаял один.

- Твой  круг уж шибко узок! Низко летаешь! Мне ежедневно звонят сильнейшие мира сего дамы,  и для интимных утех им ничуточку не жалко выложить мне на стол половину своего жалования! - без намека на ложь и хвастовство отвечал ему другой.

Их спор настолько затянулся, что, даже не заметив, они встретили новый рассвет.

- А как же я посмел забыть! Мое мужское достоинство изначально даст фору не только тебе, но и всем остальным бездарям кино!  - ликуя воздев руки к высокому потолку и вскочив с кресла, заорал актер.

- А вот тут я бы еще поспорил! Не в каждом из тех фильмов, в которых ты снимался, оно было одинаково как по величине, так и по качеству твердыни, чего ты, разумеется, не замечал, затменный самодовольством, кретин, в то время как источник моих доходов всегда неизменен мне и превосходен! - последовал ему ответ.

Вот тут-то все и началось. Больной вопрос для каждого мужчины стал во главе сути дилеммы.

Впервые за двое суток они оба замолчали, хотя это едва ли   можно было назвать полным молчанием. Злобные глаза неустанно продолжали вереницу оскорблений, в то время как глотки отдыхали от надрыва.

За окном стали петь о войне соловьи, и немоте наступил конец.

- Ты, верно, хотел бы померяться со мной? – первым, прервав молчание, спросил хозяин дома.

- Ты, верно, с языка сорвал мое предложение! - последовал ответ гостя.

- Так вот, значит, как мы поступим: каждый из нас абсолютно возбудится путем манипуляций, и когда мы оба дойдем до предельной точки, что нам с тобою не впервой сделать одновременно, совершим сравнение, а вот тут уж ситуация покажет, кто победил и кто проиграл,  и расставит точки  в этой уже порядком утомительной ссоре.

Так они и поступили, запрокинув головы на спинки кресел, закатив глаза в представлениях приятного, стали движениями рук возбуждать себя до предела.

Почувствовав уверенность, они вовремя вскочили и принялись сравнивать себя друг с другом.

Некоторое время спустя они убедились в полном сходстве своих детородных органов.

Приглашенный в гости актер от души  рассмеялся и дружески хлопнул ладошкой по плечу хозяина дома, но тот по причине сильного опьянения или же желания остаться победителем не унимался.

- И все-таки в нас есть разница! Мое достоинство даже визуально увесистее твоего!

- Ну, если ты найдешь способ сравнить еще и вес нашей гордости, я с радостью приму вызов… - пьяно усмехнулся в ответ актер-гость.

- А это не так сложно, как тебе кажется. Известно, что причина длины и веса кроется в силе прилива крооови! – икнув, затеял актер-хозяин. – Мы отрежем на время друг другу хозяйство, возложим на весы и вот тогда будем знать наверняка, кто из нас больше мужжик, а после я пооозвоню своему знакомому доктору, он прекрасный пластический хирург, и уже спустя час все будет на месте, ничего не заметишь!..

Добившись согласия, актер-хозяин вынул из шкафа запыленные старые дедушкины весы, которые хранил как память об усопшем. Набрав в щеки много воздуха, он сдул груду пыли с чаш и поставил весы на стол, тот самый, что стоял между собеседниками.

Затем он принес еще две семейные реликвии: остро заточенные длинные ножи-бритвы, которыми раз-два-и мясо пополам.

Они оперлись друг о друга плечами, чтоб не качаться, положили на громадные чаши весов орудия несказанных подвигов и на счет «три» одним движением, молниеносно отсекли их под основу.

Мгновение, не шевелясь, стояли они, замершие от шока, наблюдая за тем, как полнятся чаши весов кровью, и как на глазах синеют и сморщиваются их сила и доблесть, а затем, поливая себя напором крови, рухнули на пол в судорожной тряске, перед обмороком.

Спустя неделю сам режиссер эротического кино решил сам заглянуть к пресловутому артисту. Несколько раз постучав, он отворил незапертую дверь и обнаружил к великому удивлению на ковре прихожей лежащий на животе, тянущийся к выходу, вздувшийся труп, сжимающий в руках два маленьких бледных кусочка плоти.

8. ОЧЕРЕДЬ ЗА МЯСОМ

альчишка-беспризорник встал в длинную очередь почтенных граждан, выстроившихся перед киоском, торгующим свежим мясом. Дамы были в солидных нарядах, а господа утончены фраками и другими верхними одежами. В этот жуткий мороз все они были так тепло одеты, что даже не переминались с ноги на ногу, как это делал мальчик, греющийся лишь у костра под мостом. От мальчика дурно пахло: элитный мир не переносил таких запахов.

- Ну и чего стал, оборванец?! Думаешь, перепадет чего, вонючка?!  - обернувшись, прошипел высокий господин, стоявший перед мальчуганом.

- У меня маменька болеют! Мне поскорее надобно! – ответил мальчик и встал перед высоким господином.

- Ах ты, наглец! – прогремел басом высокий господин и отвесил мальчику оплеуху. Тот выскочил из очереди и протиснулся между стоявшими впереди толстым мужчиной и дамой в шикарной шубке.

- И куда только смотрит страж порядка?! – высокомерно воскликнула дама и оттолкнула мальчика ногой, боясь испортить первоклассный маникюр.

Мальчик отбежал на несколько шагов и снова протиснулся между богатыми господами у начала очереди, вызвав своим поведением новую эмоциональную вспышку богачей.

- Вы только подумайте! Безобразие! Ни гроша за душой, а он сунется! И на сколько же килограмм у тебя хватит денег? – слышалось со всех сторон.

- Мальчик, на что ты надеешься?! – ехидно спросил пожилой критик.

- Понарожают, а нам страдай! – прошипела молоденькая дама в розовом полушубке.

- Да это просто невозможно, - заорал господин в дорогом пальто, выталкивая мальчика из очереди.

- Ни стыда, ни совести! – завизжала дряхлая старуха, взяв мальчика за шиворот и швырнув его в сторону. Мальчик поднялся и, не отряхиваясь, стал в который раз протискиваться между элитными гражданами.

- Ты что, дурак? – сыпались со всех сторон оскорбления в адрес мальчишки. Он даже не захныкал, как сделал бы любой другой на его месте, и продолжал попытки укоротить время ожидания.

Лишь один скромный старичок тихо сказал:

- Становись передо мной!

И тут балаган возрос до предела.

- А с какой стати я должна дольше стоять из-за этого бродяги?! – прохрипела сморщенная, некогда популярная актриса, неуставшая растрачивать свой огромный капитал, и ее громогласно поддержали все, кто стоял за ней.

Старичок осунулся и через силу вытолкнул вставшего перед ним мальчика из очереди.

На лице  чумазого мальчугана выразилось огорчение, но ни одна слеза не проступила, потому как он привык выносить и куда большие оскорбления.

- Очередь не занимать! – проорала в окошко киоска продавщица. Время работы подходило к концу, и мальчику, старавшемуся ускорить покупку, а в итоге простоявшему целый день, пришлось встать в конец очереди, дабы не остаться совсем без мяса. Под мостом запылал костер, и его сестричка-сиротка не должна была голодать. 

Из уголка рта мальчика ручьем текли слюни от одного лишь представления зажаренной вырезки.

Подошел к киоску еще один человек, но мальчик из чувства мести уверенно и резко повторил ему сказанное продавщицей. Грязно выругавшись, покупатель удалился восвояси, продолжая считать, что его место в очереди было буквально отобрано нищим необтесанным мальчишкой.

И только стали сгущаться сумерки, как мальчик встал перед окошком киоска. Брезгливо покосился на него последний покупатель, отходя с увесистой торбой.

- И что тебе? Даже не думай, что я тебе что-то подарю, у меня у самой семья голодает, - сказала продавщица с каменным лицом, - или даешь деньги, или я сию же минуту закрываюсь!..

- Мяса! На все! – вспыльчиво скомандовал мальчик и принялся жменями выкладывать на весы сотни монет, ловко украденных за целый день из кошельков самодовольных граждан, когда те были отвлечены его наглым поведением.

- Столько не унесешь, - буркнула пожилая продавщица и стала взвешивать мальчику остатки свежего мяса, злорадно набивая им огромный мешок. Ей даже пришлось открыть двери киоска, чтоб передать такую громоздкую покупку.

- Неси, не надорвись! – злобно засмеялась она, с трудом передавая мальчику мешок. Он ничего не сказал, а только, тяжело дыша, скрылся в стороне реки, волоча за собой необходимую для жизни ношу.

Сумерки сменялись тьмой, и несмотря на то, что стало еще холоднее, мальчик вдруг застыл: перед ним, скаля зубы, стояла огромная свора обезумевших от голода бродячих собак.

9. «ДОЧКИ-МАТЕРИ»

очки-матери» - уникальная воспитательная игра для детей, но вряд ли кто-то обращает внимание на подобные игры в жизни взрослых. Взрослые обычно ведут строгий, мудрый образ жизни, как им часто кажется, и часто не замечают, что ведут себя как малые дети.

История которую я хочу Вам поведать, имеет глубокий смысл. На первый взгляд, она может показаться простым случаем из жизни, но уверяю Вас, этот вопрос являет собой куда более важный аспект.

Росла и взрослела маленькая девочка в среде не большой родительской любви, а скорее угнетения и насилия. Духовным воспитанием очаровательной малышки занимались жители их уютного дворика: старушки-соседки, сверстники, и даже пожилой дворник, мечтающий своим нелегким трудом заработать свою собственную квартиру.

- Ну чего ты…не плачь…, - убаюкивающим тоном говорил дворник маленькой девочке, - все обойдется, вот увидишь! Мама и папа любят тебя, просто такие времена, дочка, настали…

Девочка успокаивалась, но домой старалась возвращаться лишь из крайней необходимости.

Нужно заметить, что родители девочки не были пьяницами, напротив, она росла в достаточно состоятельной семье. Просто родители любили срывать на ней свою злость от их постоянной ругни с помощью оплеух, брани, и даже шнура от утюга. Девочка терпела и вскоре перестала даже хныкать, смирившись со своим положением. Ее сердце черствело, она перестала испытывать жалость к другим побитым детям, но все же продолжала любить своих родичей, которые то и дело становились покладистыми, пока не доходило до новой ссоры. Много раз она про себя желала смерти своим родителям, все больше отцу, провокатору новой вспышки семейных скандалов.

Когда ей исполнилось десять, отец ушел из семьи и уехал далеко-далеко, виня за прожитые, как ему тогда казалось напрасно, годы, своих жену и дочь. С тех самых пор девочка больше не видела его и ничего о нем не слышала.

Мать вскоре после ухода отца стала сама не своя: она в попытке не то уберечь свое дитя, не то просто из-за боязни одиночества не отпускала девочку от себя ни на шаг. Она продолжала ее избивать все более изощренными и гнусными способами. Девочка научилась все терпеть и, как ни странно, даже все прощать. Бывали дни, и их было не мало, когда в женщине снова просыпалась материнская любовь, но, по большей части, ребенку приходилось получать лишь добрую долю тумаков.

Девочка росла и зрела, а злорадная мать не позволяла ей  заводить ухажеров и словом,  и делом, и из зависти, и от страха остаться совсем одной. Нередко девушке, а она стала очень эффектной девушкой, было стыдно даже нос высунуть на улицу из-за расцарапанного материнскими ногтями лица или хромоты, которой нередко наделяла свое чадо родительница.

А время шло, и некогда девочка превратилась в черствую и не знающую ласки женщину, можно сказать, в старую деву. Властная мать продолжала держать ее на коротком поводке, словно издеваясь, обрубая все пути к обретению свободы, как в финансовом, так и в душевном плане. Ей не раз приходилось отвергать любовь, жертвуя собой, ради психически нездоровой матери, а теперь, в почтенном возрасте она уже никому не была нужна. К тому же, страдалица утратила способность к зачатию детишек благодаря ежедневным побоям в раннем детстве.

Она винила мать за искалеченную судьбу, но ничего не могла с собой поделать: где-то там, в самой глубине души она очень жалела и любила ее. Жалела, даже когда та не заслуживала и доброго слова в свой адрес.

«Ой, как бы дожить да посмотреть на внуков?!...» - закатив глаза, мечтательно говорила мать в добром расположении духа, и «чтоб тебя поразила чума, дрянь ты такая!», когда настроение было чем-то испорчено, и «ох, чтоб я без тебя делала, моя хорошая…», и «я тебя убью, гадина!..», и «пойди погуляй, развейся, а хочешь, я сама уйду, а ты кого-нибудь приведи к себе в гости..», и «где ты снова шлялась, мерзкая, лживая потаскуха?!»

Терпение уходило, но обреченно и смиренно возвращалось, когда уже совсем старенькая женщина просила прощения и кляла себя за такое поведение последними словами.

И вот настал тот час, когда мать превратилась в совершенно беспомощную развалюху, но пребывала в здравом уме, как ни странно. Она все понимала, но после второго инсульта не только утратила дар речи, но и перестала питаться как самостоятельно, так и с чужой помощью. Врачи предложили дочке продление жизни матери на несколько месяцев в виде стационарного режима содержания,  но та, как ни странно, отказалась, объяснив это тем, что сама желает ухаживать за дорожайшим ей человеком.

Таким образом, дочка сократила сроки жизни матери вдвое. Все, что ей следовало делать,  – как можно чаще вливать калорийную жидкость в рот, но она вливала через шприц только сырую воду.

- Вот как, мама, видишь, теперь ты моя дочка, - злобно шипела седая морщинистая женщина в старческое ухо, - а вчера, мама, я видела подруг детства, они катали в колясках своих новорожденных внуков…вот как, мама…

Дочь готовила благоуханные блюда и, продолжая подобные монологи, уплетала их одно за другим, коварно радуясь тому, как звучно сглатывает слюну мать. Когда ее рот пересыхал, дочка понемногу подливала в него воды, чтоб продлить мучительное существование, а иногда в порыве обуявшей злобы за всю свою жизнь просто выливала воду на лицо и уходила в другую комнату слушать любимую музыку, которая оставалась верным спутником ее несчастного бытия. Одна из пластинок закончилась, из соседней комнаты послышались угасающие хриплые вздохи, явно исходящие через слипшиеся сухие губы. Дочка подложила под иглу патефона другую пластинку, не проронив ни слезинки.

Прошла ночь, и наступило утро. И дочка смело перешагнула порог комнаты, в которой дурно пахло мертвечиной. Она вызвала врачей, те засвидетельствовали своевременную кончину старушки.

                                                              _____________________

Могила спустя годы исчезла с лица земли благодаря сорнякам и кустарникам. К ней так никто и не пришел. 

10. ПРО МАЛЬЧИКА, ИЗОБРЕТШЕГО КРЫЛЬЯ

ы никогда не встречали мальца, порхающего в небесном просторе?! Да не может такого быть! Иногда, когда сон ускользнет из ваших объятий, среди ночи взгляните в окно, он наверняка должен сидеть на вашем подоконнике либо на карнизе, с приглашающим жестом руки, зовущий к себе. Я вас познакомлю с историей этого юного дивного изобретателя и опишу его внешность, что, безусловно, поможет вам его безошибочно узнать, пожалеть, накормить и уложить под сердцем спать.

- Как больно, пожалуйста, прекратите, - надрывисто кричал кудрявый белесый худощавый ученик средних классов, с красивым лицом, своим пьяницам-родителям, снося мощные удары по голове и бокам.

Про себя он думал, что все не так уж и плохо, ведь завтра ему не придется идти в школу из-за синяков, а когда несносные родители уснут, он примется работать над новыми крыльями, которые будут еще лучше прежних, тех, что полчаса назад нашли за шкафом.

«Нужно придумать новый тайник, и тогда я закончу начатое, и их никто не отыщет!» - мысленно отвлекал себя от боли мальчик, воображая, как однажды он наденет на плечи изобретенные им крылья и упорхнет на них в окошко двадцатого этажа, а затем - в небесную гладь, подальше от позора и тумаков.

Родители устали от рукоприкладства, их пьяные ноги подкашивались, они тяжело дышали от усталости, и отец сквозь одышку произнес: «Пошли спать. У, больше не могу…». И ушел, шатаясь, направившись из детской в зал к старой тесной кроватке, оставив избитого сына на ковре с вдавленным ворсом. За ним последовала мать, не преминув на прощание из последних сил угодить мальчику ногой по ягодице.

- Ещще раззз я найду у тееббяя эту дрянь, тыы у мени ня ужже улетишь… - сказала она заплетающимся языком.

Мальчик остался один-одинешенек. Он неподвижно лежал на полу, дожидаясь унисонного храпа матери с отцом. Как только они заснули, и раздался храп, мальчик, хоть и избитый, и униженный, вскочил и принялся нащупывать стеклянное горлышко банки с клеем, спрятанной за его скромным старым ямочным диванчиком, близко придвинутым к стене. Этот клей он украл в одной из множества школьных подсобок, где его всегда хранили в избытке.

Тонкие ручки облили клеем с резким, неприятным запахом ворох газет и начали складывать их в подобие на ласточкины крылья, только громадных размеров. Юный изобретатель не давал себе воли шуметь, он действовал исключительно тихо, усердно прислушиваясь к громкому выражению глубокого сна родичей. Вот клей подсыхает, и он, буквально нырнув под диван, выдергивает очередную пружину из своего матраса, разгибает ее, пропускает через плотно склеенную бумагу, затем надевает через голову и любуется собой в тени, отраженной на голой стенке комнатки, заваленной всяким барахлом. Это были восемьдесят восьмые крылья, единственные пока еще уцелевшие от гнева мамы с папой. Мальчик тихо подпрыгивал на носочках и очарованно наблюдал за тем, как с едва слышимым хлопком, двигаясь, крылья выполняют свою задачу. Он отрывался от пола, и крылья приподнимали его все выше и выше. Он улетел в открытое окно и ночевал на холодной пасмурной тучке, ворочаясь от неудобства, а, проснувшись от солнечного жара, съел большой кусочек белоснежного облачка, похожий на сладкую вату, которую он не раз видел на праздниках в парке когда-то.

Присел, свесив ножки с подоконника одной квартирки, и рассказал ее вечно одинокому хозяину свою историю со счастливым концом.

- Неужели тебе не хочется полететь к ним, к своим старикам, и посмотреть, как они там?! – подавая чай, спросил одинокий мужчина.

- Совсем не хочется, - все еще по-детски смеясь, отвечал уже не мальчик, а юноша спустя годы.

- Значит, ты их не любил, - угрюмо сербая бражку, ответил хозяин, - но ты мой гость, и, значит, мы с тобой похожи.

- Еще как похожи, - не прекращая улыбаться, звонко ликовал окрыленный своим изобретением юноша, - настанет день, и я дам тебе эти старые крылья, ты полетишь на них и не разобьешься, узнаешь, как хорошо на небесном пушистом облаке спать, и как весело дневать в подземных шахтах. А когда вернешься, отдашь их мне, и я полечу к другим людям, нуждающимся во мне как ни в ком.

11. СОПЕРНИЦЫ

  школе всегда имели место необычные происшествия. Об одном из них забыла история, а посему возлагаю на себя ответственность за пересказ тех событий, что глубоко засели в моей голове со времен ранней юности.

Две подружки-одноклассницы не могли поделить необыкновенной красоты мальчишку, которому только и стоило улыбнуться любой девчонке, как сердце той овладевал сильный порыв влюбленности. Девочки угощали его свежеизготовленным печеньем на уроках труда, а он всегда благодарил их с особой трепетностью. После такой благодарности, а иногда еще и поцелуя в щечку вдобавок каждая из них уже считала себя единственной и неповторимой, самой любимой и самой умелой, наконец, самой достойной избранницей красавца. Вслух об этом, конечно же, в силу стеснительности никто не говорил, а паренек даже не подозревал, какой эффект несет его, как ему на самом деле казалось, обыкновенное проявление вежливости. Он не испытывал нежных чувств ни к одной из учениц их школы, а уже несколько лет был сильно влюблен в девушку из своего двора, которая была на много лет старше его и поэтому не относилась к светлым чувствам мальчишки всерьез.

Как-то раз, в школьной столовой, одна из девочек не выдержала и, поглядывая на уже который день грустного мальчика, решила поделиться с лучшей подругой:

- Не могу на него смотреть, сердце кровью обливается. Он всегда такой жизнерадостный, веселый, а теперь на нем просто лица нет. Как хотелось бы сейчас прикоснуться к нему, пожалеть… прижать крепко к груди и не отпускать никогда-никогда…

- Ты, правда, думаешь, что нужна ему? - огрызнулась подруга. - Он давненько на меня поглядывает, а я-то вижу по его глазам, что не безразлична ему… он просто-напросто боится подойти. А вот если б подошел, я бы его приголубила и призналась, что уже давно мечтаю о таком красавчике…

- Так отчего же ты не подойдешь первой?! - злобно прошипела ей в ответ влюбленная девочка.

- Вот еще… С каких это пор дама приглашает кавалера?!

- Ах, простите, простите…Коли для вас это постыдно, ждите дальше… А вот я подойду к нему сию же минуту! И пусть это будет для окружающих непостыдным, белым танцем!

Девочка встала из-за стола и присела к угрюмому мальчику, глядящему в полную еды тарелку отсутствующим взглядом.

- С тобой все в порядке? Может, я могу тебе чем-нибудь помочь? – тихо и робко промолвила она.

Мальчик, не сразу вернувшись в реальность, с трудом оторвал налитые слезами глаза от тарелки, как от магнита, и ответил хриплым, не присущим его открытому лицу голосом:

- Мне необходимо с кем-нибудь по-го-во-ри-ть…Я уу-жже…

Девочка поняла, что еще немного, и он позорно разрыдается на глазах у всех, и решительно взяла дело в свои руки.

- Так! Не здесь и не сейчас! Давай-ка быстро подъем и за мной, на улицу…

Они вскочили и, оставляя за собой громкий обсуждающий шепот ровесников, бросились вон из столовой, быстро сбежали вниз по лестнице и очутились на улице.

- А теперь куда?

- Бежим скорее в парк. Там сейчас никого!

- А как же уроки? Переменка скоро закончится?

- Мы не пойдем больше на уроки! Не сегодня.… А завтра что-нибудь придумаем!

Мальчик подчинился, и когда они оказались в устланном желтизной осенней листвы парке, рассказал девочке все от начала до конца. Он поведал ей историю своей чистой, невинной любви к девушке, недавно окончившей институт, о том, как часто видел ее в своих снах, и о том, как несколько дней назад она навсегда покинула родину и уехала за границу на постоянное место жительства.

Влюбленная девочка заворожено дослушала мальчика, не перебивая, а потом тихо произнесла:

- Я помогу тебе позабыть о ней… Время лечит! Я буду с тобой всегда! - она прижалась своими тонкими губками к его губам, и мальчик забыл обо всем сразу.

Они сослались на выдуманное ухудшение самочувствия, объясняя свом родителям причину пропуска нескольких предметов в тот день, а сами целую ночь не сомкнули глаз и, облизывая губы, вспоминали тот горячий, испробованный впервые в жизни поцелуй.

В школе девочку ожидал бойкот от сверстниц, но ей до этого не было никакого дела.

«И пусть себе игнорируют меня, пусть не разговаривают со мной… Главное, что у меня есть Он! А у них его нет, и никогда не будет!»- успокаивала себя девочка.

Она так же не пошла и на примирение со своей бывшей подругой, которая, как оказалось тоже не равнодушна к теперь уже ее парню.

Мальчику же, наоборот, доставалось все больше внимания от слабой половины: девочки буквально не давали проходу, посылали ему по почте и подбрасывали в куртку записки с признаниями в любви и оскорблениями в адрес его любимой. Он не обращал внимания. Его сердце было дополна занято.

После уроков они гуляли, держась за руки, смешили друг друга и ласково целовались украдкой, смущаясь прохожих.

Наступило время зимы, город погрузился в пышный снег, а мальчик простыл и лежал дома с температурой. Девочка томилась в ожидании новой встречи. Ей так не хватало их прогулок после занятий, его галантности в несении ее портфеля от школы до самой двери дома…

Однажды она одна возвращалась домой со школы, не переставая думать о любимом. Светило солнышко, оставляя блики на занесенном снегом проходном дворике, через который девочка всегда срезала путь к дому. Вокруг не было ни души, и только кристаллики подтаявшего, а затем подмерзшего снега, хрустели, нарушая тишину под ее сапожками. Вдруг что-то тяжелое глухо хлопнуло об ее курточку. Девочка обернулась. Это был твердый снежок, брошенный ей в спину бывшей подругой, которая все это время шла следом за ней.

- Здесь никого нет. Давай поговорим! – издалека крикнула остервеневшая одноклассница, сжимая кожаными перчатками новый снежок.

- Не о чем нам говорить! Знаю я, что тебе нужно. Забудь про это! Он – мой! – судорожно проорала в ответ девочка и, отвернувшись, продолжила свой путь.

- Ах, так?!.. – услышала она за своей спиной злобный хрип и звуки быстро приближающихся шагов. Девочка ускорила шаг, не оборачиваясь, но некогда лучшая подруга быстро настигла ее и, схватив за длинные русые волосы, повалила на спину, а сама села ей на живот и принялась с усилием натирать лицо жменями снега, приговаривая:

- Будешь у меня снег жрать, тварь!

Девочка орала от жгучей боли и холода. Ее лицо горело огнем. Она нашла в себе силы и, вслепую нащупав кольца сережек обидчицы, ухватилась за них пальцами обеих рук, и резко дернула, в клочья разорвав мочки ее ушей. Она ничего не видела из-за залепившего лицо спрессованного снега, тающего от жара ее кожи и стекающего по лицу, но ей стало легче, ибо напавшая на нее девочка, крича, отбежала в сторону, и, держась руками за кровоточащие уши, громко заревела.

- Что ты наделала?! – жалко вздрагивая, орала она. - Я же тебя не калечила, как…

Она прервалась, глядя на подымающуюся с колен соперницу. С ее лица спадал мокрый алый снег, смываясь потоком крови, струящейся из открытых, глубоких черных порезов, исполосовавших все лицо. В том снегу, которым оскорбительно натирала лицо бывшей подруге завистливая одноклассница, находилось кем-то выброшенное лезвие бритвы, закрепившись в спрессованном снегу ребром, безнадежно изуродовавшее милое симпатичное личико. Отсеченная половина верхней губы, свисая, обнажала окровавленные зубы, а кончик носа и вовсе отсутствовал.

Наблюдавшая за происходящим через окно своей квартиры, жительница дворика вызвала врачей. Девочке наложили уйму швов, но из-за глубины ран она навсегда осталась жутко изувеченной широкими шрамами и не могла больше никогда, ни в ком, вызвать никаких чувств кроме сострадания.

Она не вернулась в школу, вместе с родителями покинула город и после этого случая больше не виделась с мальчиком, которого горячо любила, стыдясь своей внешности. Она разбила ему сердце, которое только-только окончательно зажило от предыдущей потери. С тех самых пор он больше не влюблялся.

О судьбе девочки, не желающей мириться со счастьем других, история умалчивает.