5. ПУСТАЯ ЛОДКА

 



 лучилось это поздней весной в дремучем высоком лесу, куда редко доходили люди. Именно здесь, в глуби чарующей тайги, у самого берега небольшого, но глубокого озерца, жил со своим сыном очень старый по годам и очень слабый от страданий человек.

Его жена давно покинула этот свет, и все, что напоминало о ней старику, размещалось в крохотной подпорке для фотографии.

Супруга скончалась при родах, еще когда они дружной семьей жили в не знающем бед и войны, пусть крохотном, но дружном городке, подарив любимому, и уже тогда не молодому мужу, несказанно красивого и умнеющего не по годам мальца.

Вдовец отдал все силы во имя покойной, и, жертвуя собой, один, не без умиления, растил драгоценное чадо, ни в чем, даже в самой крохотной мелочи, не оставляя его без внимания, оставаясь верным лишь одной единственной женщине, одарившей его таким сокровищем перед безвременной кончиной.

О, сколько горя и сколько счастья хлебнул тогда наш несчастный герой! Сынишка рос, радовал своего отца различными умениями, пока страшная беда не обрушилась на них обоих.

Когда сыну исполнилось семь лет, он по неосторожности свалился с крыши заброшенного сарая, где любил баловаться со сверстниками, и сильно повредил голову.

- Он, наверное, умер, - всхлипнув, сказал тогда один из ребят, и все они в панике разбежались по домам, оставив бедного мальчика со струящейся из темени кровью лежать на земле.

Мальчик выжил, но полученная им травма сделала его на всю жизнь слабоумным и все время мучающимся от головных болей калекой. Отец ни на шаг не отходил от бедняжки, стараясь хоть как-то скрасить невыносимую жизнь. Он не терял надежды и продолжал объезжать всевозможных лекарей, не жалея средств, желая излечить дорого сына, но всюду получал лишь сочувствующие качания головой и безрадостные, в который раз подтверждающиеся слова о врачебном бессилии…

Потом наступила война, и мужчина с подростком, будучи поистине славным солдатом, был вынужден бежать в дебри тайги, дабы не расставаться и не обрекать сына на верную погибель.

Он отдал все оставшиеся у него деньги на самое необходимое и, разузнав у одного старца, что там, в лесу, стоит заброшенный домик у берега чудного озерца, в котором водится  много рыбы, не мешкая, отправился туда.

Он нашел этот домик и успел тщательно обустроить его до наступления первых холодов. 

Так зажили они отрезанные от людского мира, на долгие, долгие годы.

Как хороший охотник, мужчина метким выстрелом убивал зверей тундры, добывая еду, а из шкур делал одежду. Он смастерил уду, большую надежную лодку и в теплое время года не тратил патроны, а ловил достаточно рыбы, чтоб им с сыном не приходилось знать голода.

Сын ни на минуту не покидал отца. Он был настольно немощен от непроходящей боли, что даже перестал кричать от нее. Лишь иногда, когда боль сильно обострялась, он вопил и дергался в жутких припадках. Отец гладил его по голове и успокаивающим шепотом старался отвлечь и утешить. Мальчик не мог понимать того, что говорил ему отец, хотя тот был убежден в обратном.

Мальчик стал юношей, а затем - мужчиной, все так же, словно ребенок, хвостиком держась отцовской фигуры. Но боль не утихала и, как иногда казалось, даже крепчала в неистовых мученьях.

Летом обострений было меньше, потому что отец катал сынишку на лодке по озеру, сквозь воду которого можно было наблюдать при отсутствии волны, как резво суетятся косяки малька рыб. Сын хлопал руками и гоготал, наблюдая за этим, почти касаясь лбом воды. На сердце уже совсем старого, седого мужчины становилось легче, и как только позволяла погода, они вдвоем выплывали на лодке, отец складывал весла и замирал в покое на мимолетные часы.

Старик разучился плакать, даже растроганный недолгим отвлечением сына, за четверть века, живя здесь с ним, рука об руку, несмотря на то, что, слушая невнятные возгласы уже взрослого, рослого ребенка, его сердце было готово выскочить из груди.

Однажды проснулся среди ночи старик от сдавившей грудь, сильной боли. Он не мог пошевелиться и понял: пришел его конец.

«Не сегодня, так завтра меня не станет, и что же тогда будет с ним, с моим мальчиком?.. - спросил про себя старик, косясь в сторону беспокойно спящего на животе сына. - Он же ведь помрет в долгих муках, так и не насладившись жизнью. Какое счастье, что в эту ночь так спокойно, тихо вокруг. Пора отчаливать лодку. Близок рассвет…»

Старик встал на ноги и, держась за сердце рукой, стиснув зубы, чтоб не проронить ни слова, подошел к спящему сыну и расшевелил его нежным отцовским дерганьем за плечо.

Сын пробудился, и после долгого сна его почти парализовала боль. Он, бледный, испуганно смотрел на старика-отца, различая во тьме лишь длинную седую бороду.

- Не бойся, сынок, все хорошо… сейчас станет легче..., - с одышкой заговорил тот, - мы пойдем встречать рассвет, на нашей лодке, и будем любоваться рыбами, каких ты еще не видывал…

Сын, превозмогая чудовищную боль, изобразил подобие улыбки, согрев умирающего старца огоньком нежности и доброты. Они, держась друг за друга, шатаясь, вышли к берегу, сели в лодку, и лишь едва слышный шорох весел по воде, прерывая тишь, медленно повлек их вдаль от родного домика.

На середине озера старик сложил весла, а сын перевалился через низкий борт и стал всматриваться в мутную воду.

- Баааиитттььяяя, ббуууу рыыыы ббшшбе, - стонал сын.

- Смотри внимательнее, - тихим ласковым голосом говорил, защурив глаза, отец, дрожащими пальцами взводя курок револьвера. И тут, с первым лучом солнца вода прояснилась, а в ней появились медленно и важно машущие хвостами гигантские рыбины, каких никогда не видывал даже сам старик.

- Буббэээ рыыыы, бааатттаяаяая, - радостно заорал его сын.

Щелчок взведенного курка прервал восхищенные возгласы. Громоздкое тело сына замерло, почувствовав затылком дрожащую ледяную сталь. Словно понимая и соглашаясь с решением отца, он смиренно расслабился и, как показалось старику, каким-то невидимым веком моргнул, и одобрительно улыбнулся.

- Я очччень лююублю теебя, Сыннок!.. - задыхаясь, прошептал отец и сомкнул глаза.

Прогремел выстрел, а за ним всплеск воды, и стаи сотен птиц, создавая эхо хлопками крыльев, запятнали черными кляксами ясные утренние небеса.

Старик медленно присел в качающуюся лодку, и стало на душе у него так горько, так тяжко, что сердце сдавило тисками пуще прежнего, и впервые за много лет, словно считая ступеньки, по морщинам запрыгали хрусталики слез.

Он вновь с огромным трудом встал на ноги.

Еще один выстрел и последующий за ним громкий всплеск снова оглушили пространство, лишь только все успокоилось.

Будто качаясь штормом, быстро поплыла пустая лодка в поисках причала.