очки-матери» - уникальная воспитательная игра для детей, но вряд ли кто-то обращает внимание на подобные игры в жизни взрослых. Взрослые обычно ведут строгий, мудрый образ жизни, как им часто кажется, и часто не замечают, что ведут себя как малые дети.
История которую я хочу Вам поведать, имеет глубокий смысл. На первый взгляд, она может показаться простым случаем из жизни, но уверяю Вас, этот вопрос являет собой куда более важный аспект.
Росла и взрослела маленькая девочка в среде не большой родительской любви, а скорее угнетения и насилия. Духовным воспитанием очаровательной малышки занимались жители их уютного дворика: старушки-соседки, сверстники, и даже пожилой дворник, мечтающий своим нелегким трудом заработать свою собственную квартиру.
- Ну чего ты…не плачь…, - убаюкивающим тоном говорил дворник маленькой девочке, - все обойдется, вот увидишь! Мама и папа любят тебя, просто такие времена, дочка, настали…
Девочка успокаивалась, но домой старалась возвращаться лишь из крайней необходимости.
Нужно заметить, что родители девочки не были пьяницами, напротив, она росла в достаточно состоятельной семье. Просто родители любили срывать на ней свою злость от их постоянной ругни с помощью оплеух, брани, и даже шнура от утюга. Девочка терпела и вскоре перестала даже хныкать, смирившись со своим положением. Ее сердце черствело, она перестала испытывать жалость к другим побитым детям, но все же продолжала любить своих родичей, которые то и дело становились покладистыми, пока не доходило до новой ссоры. Много раз она про себя желала смерти своим родителям, все больше отцу, провокатору новой вспышки семейных скандалов.
Когда ей исполнилось десять, отец ушел из семьи и уехал далеко-далеко, виня за прожитые, как ему тогда казалось напрасно, годы, своих жену и дочь. С тех самых пор девочка больше не видела его и ничего о нем не слышала.
Мать вскоре после ухода отца стала сама не своя: она в попытке не то уберечь свое дитя, не то просто из-за боязни одиночества не отпускала девочку от себя ни на шаг. Она продолжала ее избивать все более изощренными и гнусными способами. Девочка научилась все терпеть и, как ни странно, даже все прощать. Бывали дни, и их было не мало, когда в женщине снова просыпалась материнская любовь, но, по большей части, ребенку приходилось получать лишь добрую долю тумаков.
Девочка росла и зрела, а злорадная мать не позволяла ей заводить ухажеров и словом, и делом, и из зависти, и от страха остаться совсем одной. Нередко девушке, а она стала очень эффектной девушкой, было стыдно даже нос высунуть на улицу из-за расцарапанного материнскими ногтями лица или хромоты, которой нередко наделяла свое чадо родительница.
А время шло, и некогда девочка превратилась в черствую и не знающую ласки женщину, можно сказать, в старую деву. Властная мать продолжала держать ее на коротком поводке, словно издеваясь, обрубая все пути к обретению свободы, как в финансовом, так и в душевном плане. Ей не раз приходилось отвергать любовь, жертвуя собой, ради психически нездоровой матери, а теперь, в почтенном возрасте она уже никому не была нужна. К тому же, страдалица утратила способность к зачатию детишек благодаря ежедневным побоям в раннем детстве.
Она винила мать за искалеченную судьбу, но ничего не могла с собой поделать: где-то там, в самой глубине души она очень жалела и любила ее. Жалела, даже когда та не заслуживала и доброго слова в свой адрес.
«Ой, как бы дожить да посмотреть на внуков?!...» - закатив глаза, мечтательно говорила мать в добром расположении духа, и «чтоб тебя поразила чума, дрянь ты такая!», когда настроение было чем-то испорчено, и «ох, чтоб я без тебя делала, моя хорошая…», и «я тебя убью, гадина!..», и «пойди погуляй, развейся, а хочешь, я сама уйду, а ты кого-нибудь приведи к себе в гости..», и «где ты снова шлялась, мерзкая, лживая потаскуха?!»
Терпение уходило, но обреченно и смиренно возвращалось, когда уже совсем старенькая женщина просила прощения и кляла себя за такое поведение последними словами.
И вот настал тот час, когда мать превратилась в совершенно беспомощную развалюху, но пребывала в здравом уме, как ни странно. Она все понимала, но после второго инсульта не только утратила дар речи, но и перестала питаться как самостоятельно, так и с чужой помощью. Врачи предложили дочке продление жизни матери на несколько месяцев в виде стационарного режима содержания, но та, как ни странно, отказалась, объяснив это тем, что сама желает ухаживать за дорожайшим ей человеком.
Таким образом, дочка сократила сроки жизни матери вдвое. Все, что ей следовало делать, – как можно чаще вливать калорийную жидкость в рот, но она вливала через шприц только сырую воду.
- Вот как, мама, видишь, теперь ты моя дочка, - злобно шипела седая морщинистая женщина в старческое ухо, - а вчера, мама, я видела подруг детства, они катали в колясках своих новорожденных внуков…вот как, мама…
Дочь готовила благоуханные блюда и, продолжая подобные монологи, уплетала их одно за другим, коварно радуясь тому, как звучно сглатывает слюну мать. Когда ее рот пересыхал, дочка понемногу подливала в него воды, чтоб продлить мучительное существование, а иногда в порыве обуявшей злобы за всю свою жизнь просто выливала воду на лицо и уходила в другую комнату слушать любимую музыку, которая оставалась верным спутником ее несчастного бытия. Одна из пластинок закончилась, из соседней комнаты послышались угасающие хриплые вздохи, явно исходящие через слипшиеся сухие губы. Дочка подложила под иглу патефона другую пластинку, не проронив ни слезинки.
Прошла ночь, и наступило утро. И дочка смело перешагнула порог комнаты, в которой дурно пахло мертвечиной. Она вызвала врачей, те засвидетельствовали своевременную кончину старушки.
_____________________
Могила спустя годы исчезла с лица земли благодаря сорнякам и кустарникам. К ней так никто и не пришел.
Комментариев нет:
Отправить комментарий