удощавый мужчина, на вид лет тридцати, но если присмотреться, куда более старый, выйдя из подъезда, оглушительно захлопнул за собой входную дверь. На самом деле он не хотел создавать громких звуков, просто так уж получилось: свирепствующий зимний ветер со стужей вырвал из его слабой костлявой руки ручку двери и с грохотом хлопнул ею. Мужчина испуганно, всем телом, вздрогнул и, по привычке взглянув на запястье, где, еще недавно стягивали плоть старинные, одни из первых, наручные часы на ремешке, стал медленно шагать по облаченной в кромешную тьму улице. Он был невероятно уставшим, и тем не менее необыкновенно сильным и храбрым, о чем без сомнения может свидетельствовать нашедшийся при чудовищном голоде потенциал решительности, не сломленный до сих пор характер бойца и устремленность, пусть даже и злая, но во имя жизни.
Вздрагивая даже при хрусте снега под своими ногами, он шел по безлюдной улице, до войны в любое время суток полной всеразличных лиц. Опустошенный внутри и снаружи, крадучись словно кошка, он свернул в еще более черный переулок. Здесь, на некоторое время возобновив дыханье, он ощутил свободу от страха. Город походил на огромные гетто, и надежде было негде теплиться, особенно принимая во внимание промерзшие под лохмотьями конечности. Он выпускал пар одышкой, почти беззвучно, устав кого-то в чем-то винить, как вдруг услышал скрипящие осторожные шаги, двигающиеся в его направлении. Мужчина замер в ожидании, схоронившись за углом близлежащего дома.
К его счастью, эти принесшие так много беспокойства и страха шаги проследовали мимо и скрылись в далекой ночи.
Наш герой был настолько взбудоражен, что прокусил зубами свою щеку в момент приближения незнакомца, и теперь, словно наедаясь, жадно пил струящуюся кровь.
Он вспомнил все, что было до войны, все, что могло помочь ему обрести новую силу. И ему это удалось! Его любимая жена ухватом извлекла из печи горшочек с тушеной картошкой и мясом. Он поцеловал студеный воздух, притягиваясь к ее румяной щеке. Малыши пронзительным хором требовали добавки, и его измученное сознание вернулось в неистовую реальность.
«Они там, в блокаде, а я здесь мешкаю! Пора браться за дело!» - сказал себе человек и, оттолкнувшись от сугроба, зашагал вперед.
Каждый шаг казался мучительной вечностью, но он был обязан идти, и идти дальше, навстречу новому, пусть даже и последнему, приключению, во имя добра, во имя того немногого, что ожидало его за порогом холодного, промерзшего напрочь дома.
«Если у нас ничего не появится до утра, мы умрем голодной смертью: и детки, и я» - говорила шепотом любимая, чтоб не разбудить утомленных истощением детишек со вздувшимися животами.
Настали поистине тяжелые времена… Но только запорошенный снегом, дающим хоть немного зрения, мир стал главной целью стремления столяра, не привыкшего к баталиям и радостям побед.
Человек насильничал себя в попытках думать только о хорошем, вспоминать лишь прекрасные часы своей жизни. Ничего не получалось, он все чаще вспоминал о молоденькой женщине, часто заходившей в его ателье, о том, как сильно он ее желал, и надежда думать о семье, к сожалению, исчезала.
Он делал осторожные шаги и замирал на мгновенье, прислушиваясь нет ли кого поблизости. Так он дошел до конца заметенной снегом улицы и только свернул за угол, как лицом к лицу столкнулся с затаившимся человеком, мертвенно-бледное лицо которого было единственным светлым пятном на полотне кромешной тьмы. Наш герой не имел права на раздумья: он мгновенно выхватил крепко сжатую в кармане стамеску и нанес удар первым туда, где, по его мнению, должно было находиться сердце противника. Тот на мгновенье исчез в ночи, поскольку его лицо стало черным, и едва слышно свалился оземь, став еще бледнее, чем был. Мужчина снова осмотрелся по сторонам и навострил слух. Вокруг не было ни души. Он прислонился щекой к снегу и не обнаружил поблизости при его слабом свете ничьих ног. Тихим шепотом попросив у бога прощения, он принялся обыскивать мертвое тело, запуская онемевшие от холода пальцы во все места, где что-нибудь мог прятать покойник, стараясь не вглядываться в его лицо, боясь узнать в нем старинного друга. Поиски оказались напрасными, и мужчина стал было подыматься в огорчении, как вдруг обратил внимание на белеющий во тьме сжатый кулак мертвеца. Он с невероятным усилием разжал застывшие в хватке пальцы, но нащупал не корку хлеба и не рыбу, о которых так долго мечтал, питаясь слюной и снегом, а всего-навсего обыкновенный гвоздь. Хотя, может, и не совсем обыкновенный, потому как он был на славу заострен со всех сторон.*
Используя гвоздь и стамеску, согревая руки в крови медленно остывающего тела, мужчина рвал одежду и вырезал куски мяса один за другим, противно скребя своими инструментами по костям. Он винил себя за поступок, но понимание того, что его семья не лишится жизни хотя бы несколько дней, превосходило моральный барьер. Ночь близилась с рассветом, и страх уходил с каждой минутой.
* Посвящается Н.С., человеку, подавшему эту идею.
Комментариев нет:
Отправить комментарий